* * *
Весна, я так завидую тебе!
Банальности твои не надоели:
Ни солнечные зайчики, ни трели,
Ни воды, что стекают по трубе.
Тебе расти не надо над собой,
Ты можешь повторяться сколько влезет,
Ведь всё равно твоим приходом грезят
И жадно ловят взгляд твой голубой.
* * *
Нечто дивное повисло
У меня над головой.
В эти мартовские числа
Повторяю: “Небо, твой,
Небо, твой Буонарроти”,-
Вроде так сказал поэт...
Уж который год в полёте,
Сколько зим и сколько лет
Улетаем, прилетаем,
Лишь затем, чтоб улететь,
Возникаем, снова таем,
Да и то - куда нас деть?
Хомо твой - скажи, Всевышний,
Уж признайся, не тая,-
Есть продукт творенья лишний,
Головная боль твоя.
Вот стоит он, нищий духом,
Сердцем юн, а телом стар,
И поёт тебе над ухом
Вешний свой репертуар.
1998
Немного прозы (из книги «Золотая симфония»):
... Апрельский день. Апрельский ли? Но то было Пасха. Помню небо, высокое, текучее. Да и не было неба. Была только зыблемая голубизна и невесомость. Куда не ступишь, всюду родники и проточные воды. В такой день кажется, что застой невозможен ни в чем: ни в природе, ни в делах, ни в мыслях. Все проточно. Я ничего этого не могла осознать тогда. Но помню небо и воды. Помню, что было зябко, и я старалась засунуть руки в слишком мелкие карманы нового бежевого пальто. Вернее, не нового, перешитого из маминого, но надетого впервые. "Перелицованное, демисезонное" - эти два слова я так часто слышала дома на исходе зимы, что у меня навсегда связалось с ними предвкушение весны, талого снега, капели, ломоты в глазах от чересчур синего, чересчур светлого. Это, наверно, еще от того, что при перелицовке на линялом лицевом фоне изнаночный первозданный цвет кажется особенно ярким. И бывшая изнанка, сохранившая цвет, становится лицом. Первозданный цвет был повсюду: если не перелицовывали, то спускали рукава, удлиняли подол. Всюду мелькали полосы яркого, чистого, изначального цвета. И все это означало - весна.
За что я помню этот апрельский день, сама не знаю. Ничего не произошло в то пасхальное воскресенье. Я стояла во дворе возле пахнущего свежей краской дощатого столика, а через двор шли старушки. Они шли стайками и поодиночке, некоторые с внучатами. В руках у каждой аккуратный узелок, у некоторых цветы бумажные. И эти старушки казались непременной принадлежностью струящегося лазоревого дня. А посреди двора стояла группа пионеров с тетрадочками наготове. Они проворно и радостно заносили в тетради фамилии знакомых ребятишек, идущих в церковь, чтобы потом передать списки в школу. Это была их внеклассная пионерская работа в пасхальный день.
Не за горами Первое Мая. Скоро будут муку давать. И вдоль домов поползут огромные очереди, напоминающие многоглазое, многорукое, многоногое доисторическое чудовище. И тогда мы, дети, будем нарасхват. Мы прогуляем школу, и нас будут брать напрокат, чтобы получить лишний паек муки. Мы будем показывать друг другу ладошки с фиолетовым номером очереди и спорить, чей длиннее. Чернильный номер на ладони, гудящая очередь, обсыпанное мукой пальто, прогул, весна - неужели мало для счастья?...
http://readr.ru/larisa-miller-zolotaya-simfoniya.html?page=2
